По собственному веленью, по Бертову соизволенью)))
Решила выделить в отдельную тему. В настоящее время пишется седьмая глава из запланированных восьми и заключения.

От автора: Бродил по моей измученной бессонницей голове сей нездравый глюк. И вот, что получилось.

Осколок первый. Мысли во время прогулки. Встреча.
«Сиди дома, не гуляй, девка красная…»(с)(Что-то из репертуара старого плеера, автора не помню)
Кончики тонких пальцев касались прекрасной розы. В этой позе леди Морвен могла пребывать часами, сидя в раздумьях и теребя сорванный цветок.
Когда-то она любила этот садик, выращенный заботливыми руками матери. Здесь цвели прекрасные, редкие растения, кроны деревьев сулили прохладную тень жарким днём, каким был и этот.
Этот сад был единственным местом, которое сочли подобающим для одиноких прогулок столь юной и знатной леди. Проводя в нём едва ли не весь день, Морвен возненавидела каждую былинку этого прекрасного места, всё больше напоминавшего золочёную клетку птицы, никогда не знавшей воли, разве что во сне.
В эти минуты разум погружался в глубины грёз. И вырастали за спиной крылья, и длился полёт в небесах.
Вдалеке загрохотал гром. Он был ещё очень далёк, но с каждым ударом приближался – грозы было не миновать.
Девушка быстро поднялась и поспешила в дом, благо он был всего шагах в полусотне.
Жилище представляло собой довольно типичную для здешних мест картину – некая смесь замка и особняка, со стенами из дикого камня, черепичной крышей и двумя высокими башнями. Дом был невелик по меркам знати, всего несколько десятков комнат и зал, служащий одновременно и столовой.
Как только входная дверь захлопнулась за Морвен, первые капли дождя упали на сухую землю. Деревья гнул ветер, дико шумящий в листве, цветы тоже пригибались головками к земле.
Девушка прошла в свою комнату. Обстановка была довольно скромная, не было ничего лишнего – узкая кровать, стол, несколько стульев, платяной шкаф, шкаф для книг со стоящими там томами по истории и искусству, чёрный ковёр с геометрическим орнаментом на полу и рабочая шкатулка с рукоделием на столе.
На стене висело металлическое зеркало в половину роста.
Оно отразило хозяйку комнаты – бледную девушку среднего роста, в тёмном платье до пят, с большими серыми глазами и тяжёлой чёрной косой до пояса, довольно красивую, но кажущуюся неживой, словно статуя.
Дождь лил сплошной стеной, сад полностью скрылся из виду в потоках низвергающейся с небес воды.
Стук в ворота, расположенные в десятке шагов от окна комнаты Морвен, заставил девушку очнуться от неясных грёз.
- Кто там?! – грозно окликнул привратник, почтенный старичок лет семидесяти, при всём желании вряд ли сумевший бы дать отпор абстрактному врагу.
- Десяток воинов Гондора, застигнутых этой проклятой грозой вдали от иного приюта и их командир.
- Пусть въезжают! – раздражённо крикнул привратнику от входной двери отец Морвен, лорд Бреголас. Он предпочёл бы не нарушать сложившийся принцип затворничества, к тому же беспокойство за честь дочери достигло у него масштаба паранойи, но прямо отказать путникам в приюте мешали законы гостеприимства и совесть.
Раздался стук копыт и сквозь пелену дождя проступили смутные силуэты всадников. Люди быстро спешились и поспешили в дом.
Морвен отошла от окна, погрузившись в сомнения. С одной стороны, любопытно было бы взглянуть на приезжих – вот уже несколько лет никто чужой не переступал порога этого дома. Но отец может не одобрить подобный интерес, даже наверняка, разозлится и заставит дочь неделю сидеть безвыходно в комнате и вышивать от рассвета до заката.
Любопытство пересилило страх. Девушка осторожно, без лишнего скрипа отворила дверь и на цыпочках пошла по коридору к залу.
Там уже давно расположились слуги, работавшие в доме и на соседних с ним огородах и полях, пришельцы расположились чуть поодаль, снимая насквозь промокшие плащи и развешивая их на просушку поближе к камину. Все воины были почти на одно лицо, типичные незнатные гондорцы в возрасте от двадцати до тридцати с небольшим.
Последним поднял капюшон командир.
Морвен, спрятавшаяся за углом, сдавленно ахнула от изумления. Необычным в облике пришельца было практически всё: светло-золотые, чуть волнистые волосы ниже плеч, резкие, но, вместе с тем, красивые черты лица, большие, ярко-голубые глаза. Ростом он был ниже среднего гондорца, наверное, почти как Морвен, но это не бросалось в глаза.
Девушка быстро отпрянула вглубь коридора и почти бегом возвратилась в свою комнату – отец как раз направлялся в её сторону.
И точно – только Морвен успела схватить пяльцы и сделать несколько стежков по ткани, дверь распахнулась, и лорд Бреголас быстро вошёл в комнату дочери.
- Вышиваешь? И правильно. До отъезда пришельцев ты не должна выходить из своей комнаты, разве что при крайней в том необходимости.
Девушка покорно кивнула, за годы домашнего заточения она успела понять – спорить с отцом бесполезно. Её судьба – прозябать в четырёх стенах, пока отец не подыщет ей какого-нибудь жениха, побогаче и познатнее. Оставалось лишь смириться, но для себя Морвен решила – если жених окажется каким-нибудь мерзавцем – она лучше руки на себя наложит, чем пойдёт за него.
Бреголас удовлетворённо хмыкнул и вышел, плотно прикрыв дверь.
Девушка тут же бросила рукоделье – вышивать, шить, вязать и плести из бисера абсолютно не хотелось. Она достала из ящика стола лист плотной бумаги и грифель, поудобнее уселась на стуле и начала рисунок.
Надо сказать, что рисовать у неё получалось неплохо, только изображала она, в основном, цветы, которые, хоть и не любила, но изучила куда лучше человеческих лиц.
На этот раз Морвен просто бездумно проводила линии и очнулась только тогда, когда на бумаге появилось лицо златокудрого командира в рамке из переплетённых веток вереска – простецкого, но, в то же время, красивого в своей суровой простоте цветка.
Добавив тени и блики, девушка удовлетворённо оглядела свою работу – получилось очень неплохо, почти, как оригинал, почему-то крепко врезавшийся в память. Спору нет, внешность незаурядная, но чтобы из-за этого подсознательно писать его портрет?
Торопливо припрятав рисунок на самое дно рабочей шкатулки, Морвен выглянула в окно. Дождь продолжался с прежней силой, вода уже стояла повсюду, не находя стока. Дорогу, наверняка, тоже развезло до невозможности, поэтому в ближайшие несколько дней незваные гости должны были оставаться в доме. Странно, но от этого девушка почувствовала смутную нотку радости, сама не зная, почему.
Немного посидев с книгой по искусству стихосложения и литературного слога при свече, Морвен, наконец, решила отправиться на кухню за обедом. Служанки у неё не было, ибо знатность на хлеб не намажешь, а доходы семьи были весьма скромны, слуг в доме было всего несколько человек, остальные работали на полях и в огородах.
Она тихо отворила дверь, по привычке стараясь производить как можно меньше шума. Девушка, сколько себя помнила, старалась быть незаметной – меньше ненужных взглядов и слов, меньше наказаний, меньше контактов с внешним миром. Морвен никогда не покидала усадьбу, разве что ходила по ближайшим окрестностям – и то, давно, в далёком и счастливом детстве, когда отец был совсем не мрачным, и когда рядом была мама…
Тогда всё закончилось очень быстро. Секунду назад мать ещё стояла на краю обрыва, заразительно смеясь, радуясь солнечному летнему дню.
Никто не успел ничего сделать. Кусок глинистого берега реки просто осыпался. Ничтожные доли секунды женщина ещё держалась в воздухе и Морвен успела увидеть, как смех в глазах матери сменяется диким ужасом.
…Когда нашли тело, наполовину засыпанное землёй, Морвен сначала отказывалась верить, что это её мама, теперь ставшая похожей на изломанную куклу, которую капризный ребёнок-великан бросил на пол и раздавил ногой.
Но поверить пришлось. Так безоблачное детство закончилось в пять лет.
Девушка встряхнула головой и пошла по коридору в сторону кухни.
Внезапно, на перекрёстке двух коридоров её окликнул негромкий голос:
- Простите, девушка, вы не подскажете, как пройти в Главный зал, я заблудился… - голос был красивый, средней высоты, немного глуховатый и с лёгким незнакомым акцентом.
Морвен обернулась. На неё смотрел светловолосый командир.
Морвен вздрогнула и резко обернулась:
- Д-да, конечно, я вас даже провожу… - на её мертвенно-бледных щеках загорелся слабый румянец смущения от разговора с незнакомым человеком. Девушка как во сне шла по знакомым запутанным коридорам, слыша сзади шаги спутника. В уголке сознания билась мысль о том, что отец, внезапно вышедший навстречу, наверняка засадит её за рукоделие до скончания веков, а из еды ей, как настоящей узнице, будут приносить только чёрствый хлеб и холодную воду в выщербленной кружке. Странно, но, впервые за годы затворничества, Морвен пришла в голову мысль, что это несправедливо – лишать её возможности общаться с внешним миром, ограничивая пространство жизни замком и садом. Другие знатные девушки, её ровесницы, судя по слухам и книгам, спокойно ездили на праздники, любовались рыцарскими турнирами, сплетничали, даже с мужчинами кокетничали, хотя и под внимательным взглядом родителей. Им не приходилось целыми днями убивать время за никому не нужными вышивками и книгами – образование в женщинах ценилось куда меньше хорошей фигуры, смазливого личика, умения глупо хихикать в ответ на любую фразу, богатого приданного и знатного происхождения. По меркам местных и вообще современных понятий о красоте и приятности в общении Морвен была тихой, забитой серой мышью с нездорово-бледной от недостатка солнца кожей и слишком большими глазами, в которых застыло выражение отчаяния, безнадёжности и затравленности. И это в очень хорошем случае, если оценка будет непредвзятой и поверхностной. Короче, такое чудо может не рассчитывать на знатного и богатого жениха. Даже к харадскому шейху в двести восемьдесят седьмые жёны не возьмут, не говоря уж о западных дворянах. А значит, всю оставшуюся жизнь придётся провести в этом замке, с капельку деспотичным отцом и несколькими слугами. Так и от человеческой речи отвыкнуть недолго.
Впереди показалась входная арка зала. Девушка остановилась в десятке шагов от неё – из помещения доносился голос лорда Бреголаса, в данный момент за что-то сердито распекавшего одного из слуг.
- Вам сюда, – тихо сказала, почти прошептала Морвен. Робость и словно какой-то испуг в прозвучавшем голосе испугали её саму, даже не верилось, что этот голос принадлежит высокородной леди, чей род немногим хуже королевского, которой с малых лет говорили красивые фразы об умении выбирать тон в разговоре, о гордости и умении держать себя.
Так почему же вместо немного надменной, знающей себе цену госпожи получилось…то, что получилось? В конце-концов, он много ниже её по крови, из каких-нибудь мелких дворян, просто выслужился до офицера…
Тогда почему она готова умереть на месте, стать пылинкой на полу, дождевой каплей на раме окна, нежели обратиться к нему, или, что ещё хуже, взглянуть в его глаза?
Это просто панический ужас перед людьми, сложившийся за годы одиночества?
Только бы он не посмотрел на неё…
Все эти мысли промелькнули в голове девушки в считанные мгновения, прежде, чем спутник посмотрел ей прямо в глаза.
Это длилось всего лишь секунду, но Морвен она показалась вечностью в ледяном айсберге. Словно бездна голубого безоблачного неба разверзлась перед ней и полёт продолжался годы – и мгновения одновременно.
Никогда прежде такого не бывало.
Наваждение исчезло так же внезапно, как и нахлынуло. Мужчина улыбнулся одними уголками губ и промолвил:
- Благодарю вас, леди…позвольте узнать ваше имя? – в голосе не было подлинного интереса, это была просто формальность, зарубка этикета. Банальная, как и вся жизнь, если строить её по одним лишь сухим правилам, которые невозможно пропустить сквозь душу и самое существо человека.
- Морвен. А вы? – автоматически, безэмоционально отозвалась девушка, чувствуя себя механизмом, без мыслей и переживаний выполняющим поставленную цель.
- Тенгел. Приятно было познакомиться, но буду вынужден оставить вас. Прощайте, леди, – с этими словами он взял безвольную руку Морвен в собственную и поднёс к губам.
…Словно закаменев, девушка молча смотрела вслед мужчине. Снова простая формальность этикета, этой ненавистной заповеди всех благородных, но это лёгкое прикосновение…душа словно была перевёрнута вверх дном, мысли в голове, многие годы бывшие разложенными по полочкам, взбунтовались и перемешались в пёстром калейдоскопе невоплощённых желаний и несбывшихся надежд.
Этот день что-то изменил. Морвен пока не знала, что именно, но чувствовала – что-то стало иным.

Осколок второй. Бунт души. Клетка.
«Сижу за решёткой, в темнице сырой…»(с)Александр Пушкин, «Узник».
Дни текли за днями, привычной серой чередой. Давно уже покинули замок незваные и нежданные путники и, казалось, всё вернулось на круги своя. Так и было.
Внешне.
Морвен всё так же коротала время за чтением, рукоделием, прогулкой по саду. Только теперь она думала не о том, как же плохо живётся, а о том, как изменить эту жизнь. Уговорить отца? Легче было убедить скалу в Мордоре доплыть до Одинокого Острова. Бреголас в своих суждениях был твёрд, а горбатого и могила не исправит. Мысль о сведении туда отца девушка даже не рассматривала – новую жизнь нельзя начинать с убийства.
Выйти замуж – ещё того безнадёжнее. Кому она нужна, да и не знает она подходящего кандидата. Морвен вообще не знала ни одного мужчины-дворянина, кроме своего отца, а значит – вариант отпадает.
Оставался последний, самый отчаянный. Сбежать в ближайший город, устроиться где-нибудь швеёй или служанкой и жить.
Только это казалось ещё худшим, чем жить, как птица в клетке – свободы не было, зато на всём готовеньком.
Тупик.
Безнадёжный тупик.
Разве что…просто убежать и довериться воле Эру. Плевать на разбойников, погоду, молву и возможное наказание – так жить нельзя. Это тюрьма, вроде бы вольная, но тюрьма.
И бежать надо – в эту же ночь, пока разум не заглушил отчаянную отвагу.
Осталось лишь сложить в узелок кусок хлеба, одеяло, немного денег, накинуть тёмный плащ с капюшоном и тихо проскользнуть в калитку.
Морвен собиралась быстро, труднее оказалось дождаться темноты, точнее – глубокой ночи, даже ближе к утру, когда сон крепче.
Она легла спать рано, чтобы успеть немного вздремнуть перед побегом, а чтобы не проспать – сделала хитроумное устройство: к середине зажженной свечи привязала нить, на которой висел колокольчик. Как только свеча догорела бы до нужного места, нитка бы оборвалась, и колокольчик звякнул.
Девушка спала беспокойно, во сне её преследовали разбойники, орки, разгневанный отец.… Но, странное дело, все эти сны прерывались появлением нежданного спасителя, лицо которого она не разглядела под капюшоном плаща, лишь на мгновение мелькнула золотая прядь.
Колокольчик зазвенел, Морвен поднялась, судорожно стиснула в руке узел и поспешила к выходу.
Коридоры были темны, в них легко можно было запутаться даже тому, кто здесь жил с рождения, но девушка давно уже изучила их все и могла передвигаться даже на ощупь.
И вот, наконец, желанная входная дверь, растворившаяся почти без скрипа. Луна светила ярко, красиво очерчивая силуэт Морвен на фоне дверного проёма.
Девушка уже хотела шагнуть за порог, как вдруг за спиной раздался тихий, дрожащий от сдерживаемого гнева голос отца:
- Далеко собрались, леди?
Она медленно обернулась. Бежать было бесполезно.
Бреголас, несмотря на поздний час – полностью одетый, стоял в арке одного из коридоров, глаза его нехорошо блестели. Он быстро подошёл к дочери, стиснул её руку в запястье так, что зажатый в ней узелок упал на землю и потащил куда-то по длинным лабиринтам коридоров, пока не оказался перед дверью, ведущей в подземелье, где в лучшие времена держали преступников. Замок на массивной низкой двери заржавел, так что лорду стоило немалого труда его открыть.
Когда он, наконец, справился с этой задачей и дверь, со скрипом отворившись, открыла взору длинную винтовую лестницу с крутыми ступенями, плесень и паутину на стенах, Морвен стало нехорошо. Она уже начала догадываться, зачем отец привёл её сюда.
Тем временем Бреголас потянул дочь вниз по лестнице. Она оказалась не очень длинной, ступеней с полсотни.
Тьму разогнал наскоро зажженный факел. Глазам явилось печальное зрелище нескольких камер с лужами на полу, стенами, поросшими мхом и плесенью и ржавыми решётками.
Всюду шныряли тощие крысы.
Лорд открыл одну из камер, втолкнул в неё дочь и захлопнул за ней решётку.
- Посидишь здесь и подумаешь о своём поведении. Пока не осознаешь собственного преступления и не покаешься – твои глаза не увидят солнечного света, хотя бы ты просидела здесь всю оставшуюся жизнь!
Он развернулся и ушёл, унося факел.
Девушка осталась одна, в окружении крыс, в кромешной тьме ужасного подземелья.
Минуты, казалось, тянулись вечно, складываясь в часы и дни. Монотонная череда темноты и крысиного писка пополам со звуками капели изредка нарушалась отцом, молча подававшим Морвен кусок хлеба и кружку воды. На все мольбы, слёзы и моления о свободе он реагировал с выражением каменной стены.
Наконец, придя в седьмой раз, из чего можно было предположить, что прошла неделя, Бреголас отворил решётку, крепко схватил дочь за руку и повёл девушку в её комнату.
Там на окнах уже стояли крепкие железные решётки.
- Гулять ты будешь по часу в день, под строгим присмотром слуг, или же моим. В остальное время ты должна сидеть здесь, проводя дни в рукоделии и изучении книг.
С этими словами он вышел и запер дверь на ключ.
Морвен снова стала узницей, только на этот раз – в собственной комнате.
Тоскливые дни, казалось, будут тянуться вечно. Вышивки создавались десятками, книги читались очень быстро и вскоре оба этих занятия надоели Морвен до оскомины.
Постепенно эмоции ушли, их сменила тупая покорность судьбе, отсутствие мыслей.  Девушке начало казаться, что она превращается в механическую куклу, автоматически выполняющую привычный алгоритм действий.
Через какое-то время и это состояние начало отходить, а на смену ему, судя по всему, было готово вступить сумасшествие, и, кто знает, возможно, однажды бы леди Морвен нашли бы рано утром, висящей в петле из обрывка простыни, но словно что-то удерживало её от непоправимого шага, неясная надежда теплилась в душе.
Это давало силы бороться, молча бороться с безумием и равнодушием.
И пусть сбежать в одиночку было невозможно, а помощи она не ожидала, но кто помешает человеку уйти в свой мир мечты, где последняя нищенка может быть королевой, умирающий от неизлечимой болезни ребёнок – сильным и отважным рыцарем?
О чём же мечтала девушка?
Её желания были донельзя просты – свобода, любовь и семья.
Что может быть прекрасней, чем нестись по огромному полю, навстречу тому, кто тебя любит?
Именно эта картина и жила в душе Морвен.
Лето успело миновать, наступил тёплый и ясный сентябрь.
Одним из этих светлых дней узница сидела у окна и вышивала цветочный орнамент на куске полотна. На душе у неё нарастала неосознанная радость, словно предчувствие чего-то очень хорошего.
Раздался шум  веток и, под изумлённым взглядом девушки, на полянку возле окна вывалился Тенгел.

Осколок третий. Побег. Столица.
«Я свободен, словно птица в небесах…»(с) Ария, «Я свободен».
Морвен с некоторой оторопью молча смотрела на пришельца, тем временем тот, не теряя времени даром, отряхивался от сухих листьев и репейника, налипшего, видимо, ещё в окрестностях поместья. Поскольку основная часть репьёв застряла в волосах, выражение лица у мужчины было несколько мученическим.
Несколько придя в себя, девушка напустила на себя гордо-оскорблённый вид и надменно вопросила:
- Зачем ты пришёл сюда, да ещё в таком виде? Ты нарушил покой моего пристанища, я сейчас отца позову!
Последняя часть фразы была откровенной ложью, после месяца полного молчания узница была бы рада поговорить даже с орком.
Тенгел не ответил, всё его внимание было сосредоточено на выпутывании особенно «удачно» зацепившегося репья. Продолжение сего процесса грозило ему проплешиной на полголовы.
- Иди сюда, дай я помогу. – Морвен только сейчас поняла, что обращается к едва знакомому человеку довольно фамильярно, но в данный момент ей было всё равно – лишь бы просто быть рядом с живым человеком.
Мужчина послушно подошёл к решётке и слегка наклонил голову. Узница просунула руки между прутьями решётки и принялась за работу.
Пряди волос на ощупь были мягкими и шелковистыми, девушка ощутила сильное желание заплести из них косички – благо длина позволяла, но тут же устыдилась собственного намерения и неосторожно, раздражённо рванула репей, выдернув его вместе с приличным клоком волос.
Тенгел дёрнулся, но промолчал, Морвен продолжила выпутывание более внимательно. Наконец, оставшиеся репьи были благополучно выпутаны, и разговор мог быть продолжен:
- Ты так и не ответил на вопрос – зачем ты пришёл? – голос узницы был куда более естественным, нежели вначале.
- Ложки воровать – усмехнулся собеседник уже немного привычно – одними уголками губ. – А если серьёзно – продолжил он – то просто проезжал мимо, уже в одиночку и решил ещё раз взглянуть на столь живописное местечко, благо времени предостаточно, но что-то мне подсказало, что лорд Бреголас гостям рад не будет. Можно встречный вопрос?
- Пожалуйста. – Девушка не стала говорить, что история с прекрасными видами кажется ей чересчур неправдоподобной. Что-то подсказывало ей, что лучше закрыть эту тему и сделать вид, что поверила.
- Неужели среди гондорских девушек появилась мода украшать свои окна такими прекрасными решётками? Это намёк на соловьёв в клетках или на их непоколебимую добродетель?
Мужчина, сам того не зная, задел самую больную струну. Морвен, до этого всеми силами пытавшаяся притвориться обычной девушкой, беззаботным созданием и свободным человеком вдруг побледнела, её губы задрожали, и она поняла, что если сейчас не расскажет всё, не поделится с кем-то своей бедой и мукой – страдания будут длиться всю оставшуюся жизнь.
И она рассказала всё – про смерть матери, про то, как отец на этой почве тронулся рассудком, про годы одиночества, глупую попытку побега, темницу и заточение.
Тенгел слушал молча, с каменным лицом, только глаза сверкали из-под нахмуренных бровей.
И вот рассказ был окончен, на смену словам пришли тихие всхлипывания узницы. Раньше Морвен и не предполагала, что плакать можно с облегчением и чуть ли не с радостью, к которой примешивалась изрядная доля стыда и душевных мук.
- То есть ты тринадцать лет сидишь в этом предками проклятом доме, и мысль сбежать тебе пришла с месяц назад? С другой стороны, никогда не поздно, а инициативу, хоть и запоздалую, нужно поощрять. Я могу помочь тебе бежать и скрыться так, что никогда не найдут, если хочешь, конечно.
Слова собеседника колоколом прозвучали в ушах девушки, она отняла руки от заплаканного лица и спросила дрожащим голосом:
- Но как? Мой отец и слуги сторожат все выходы, я не знаю, где ключ от комнаты, а решётка…
- Предоставь это мне. Ты согласна?
Морвен с секунду поколебалась и твёрдо вымолвила:
- Да.
Мужчина улыбнулся ей, глаза на мгновение сверкнули отчаянным озорством, которое, видимо, является неотъемлемой чертой всех благородных разбойников, справедливых воров и честных похитителей:
- Тогда ещё увидимся. Мне нужно поподробнее обдумать план, кое-что приобрести…но обещаю, долго свободы тебе ждать не придётся, Морвен Стальной Цветок.
- Почему Стальной Цветок?
- На вид ты хрупкая девушка, но глубоко внутри тебя живёт отвага и решимость. До встречи!
С этими словами он скрылся в зарослях сада.
Морвен осталась сидеть возле окна, задумчиво теребя пальцами репей с приклеившимися к нему золотыми волосами.
Дни теперь тянулись куда быстрее, в новых надеждах и сборах. На этот раз девушка готовилась куда тщательнее, она старательно сшила мешок с лямками и в первую очередь положила туда несколько платьев – все, что у неё имелись, тёмно-серые или чёрные, они были старые и кое-где подштопанные. Рядом лежал тёплый плащ, который в летнее время был не особенно нужен, но на всякий случай его взять следовало, немного мелких денег, которые, к своему стыду, Морвен просто-напросто своровала у отца; нитки, иголки, пяльцы и пара вышивок - последние при нужде можно было продать, любимая книга «Предания разных стран» - к счастью, не очень тяжёлая и несколько других, не жизненно необходимых, но приятных и полезных мелочей.
Теперь оставалось только ждать, вполглаза подрёмывая даже по ночам – днём, может, и можно притвориться, что не бежишь, а просто гуляешь, но когда гулять тебе в принципе строго запрещено…
Насчёт времени предчувствия её не обманули.
Неделю спустя после встречи узницу разбудил тихий, но отчётливый звук, исходивший явно от окна. Лунный свет осветил Тенгела, старательно перепиливающего прутья решётки, благо те были толщиной от силы с девичий мизинец.
Морвен, не проронив ни единого слова, терпеливо ждала. Наконец, несколько прутьев были спилены, и девушка смогла протиснуться в создавшееся отверстие.
Но, не успела она осознать, что почти свободна, в замке раздались крики, замелькали огни факелов и раздались крики «Держите её!». Громче всех сыпал проклятиями по адресу дочери лорд Бреголас, и от его слов Морвен было по-настоящему больно. Как-никак, но отец любил её, хотя и проявлял свою любовь в таком ужасном виде, в чём было причиной помрачение его рассудка.
На секунду девушке захотелось остаться, но тут спутник дёрнул её за руку, отгоняя сомнения.
Ветки деревьев хлестали по лицу, мешая видеть путь, но этого и не требовалось – в этом саду Морвен знала каждый дюйм тропинок и площадок. Вскоре впереди показалась изгородь – двухметровая стена из дикого камня, с кирпичными оштукатуренными столбами, через неё была перекинута тонкая верёвка, на ощупь оказавшаяся из конского волоса.
Крики, было отставшие во время бега, снова начали приближаться. Тенгел помог спутнице забраться – сначала приподнял обеими руками за талию, потом она встала на его ладони, как на ступени и благополучно соскользнула по верёвке с другой стороны ограды.
Мужчина забрался быстро, хоть и немного неловко, видно было, что похищения девушек из-за высоких стен не в его компетенции.
К ближайшему от изгороди дереву был привязан оседланный конь – крупное животное гнедой масти, с заплетённой в косички гривой.
Узел на привязи был мгновенно развязан, Тенгел во мгновение ока взлетел в седло, а через несколько секунд Морвен уже сидела на коне впереди него.
Окрестные поля мелькали вокруг с дикой скоростью, такой, что с непривычки хотелось зажмуриться, что девушка и сделала, накрепко вцепившись в гриву коня.
Её спутник легко удерживался в седле, одной рукой придерживая поводья, а другой – Морвен. На лице его читалось столь безмятежное выражение, что можно было быть уверенным – все опасности уже миновали.
Бешеная скачка длилась около часа, когда конь замедлил свой бег, видно было, что двойная ноша ему хотя и по силам, но лучше животное было поберечь. Они остановились на опушке небольшой лиственной рощицы.
Девушка очнулась от полубреда, лишь когда коснулась ногами земли, но всё равно продолжала стоять как истукан; с широко распахнутыми глазами, словно она вдруг ослепла, бледным, как у покойницы, лицом и дрожащая.
Тенгел осторожно тронул её за плечо, Морвен резко повернулась, пару секунд неузнавающе смотрела, потом вдруг губы её скривились, и напряжение вырвалось наружу в виде истерики.
Спутник спокойно и терпеливо ждал, пока слёзы закончатся, зубы перестанут выбивать дробь и дрожь прекратится. Девушка, ещё изредка всхлипывая, опустилась на траву и осталась сидеть, сгорбившись и прикрыв глаза.
Тем временем жарко разгорелся костёр, над пламенем висел котелок, в котором варилась каша – в отличие от Морвен, Тенгел готовился к умыканию с умом и основательно.
Тарелка тёплой гречневой каши, пусть слегка пересоленной и подгорелой, заставила смотреть на мир чуточку веселее. В конце-концов, теперь девушка была свободна…только толку от этой свободы, когда жить негде, не на что, а об окружающем мире ты знаешь только с чужих слов?
Словно в ответ на мысли спутницы, мужчина спросил, на время оторвавшись от еды:
- Что ты намерена делать дальше, Морвен Стальной Цветок?
Она вздохнула и с отчаянием в голосе ответила:
- Не знаю…Более того – не имею ни малейшего понятия о том, куда мне дальше идти и чем вообще может заработать на жизнь девушка моего возраста без всяких практических знаний и навыков?
По лицу Тенгела читалось, что подобная профессия существует только одна, но не отличающаяся должной моральностью.
Морвен это поняла и совсем было понурила голову, но следующая фраза спутника вселила в неё надежду:
- Я сейчас направляюсь в столицу, к месту непосредственной службы. Если хочешь, можем отправиться вместе – собственно, выбор у тебя невелик. А по дороге уже что-нибудь придумаем.
Девушка размышляла с минуту и наконец кивнула головой. Выбор был не просто невелик – его не было. Не работать же и впрямь путаной в придорожном кабаке, тут вопрос уже даже не знатности, а чести и достоинства, за которые Морвен была готова умереть, причём в буквальном смысле. Лучше уж вернуться к отцу и просидеть всю оставшуюся недолгую жизнь в кромешной тьме подземелья и быстро, тихо скончаться от недостатка света – бледной, исхудавшей девушке это было гарантировано в кратчайшие сроки.
Постепенно Морвен начала клевать носом, потом и вовсе опустилась на траву, сжавшись в комочек. Сквозь пелену надвигающейся дремоты она почувствовала, как её накрывает тёплое одеяло, а дальше сон окончательно вступил в свои права.
Проснулась девушка перед рассветом, когда ночной туман понемногу отступал, а из-за горизонта показывались первые лучи умытого росою солнца. Тенгел спал по другую сторону костра, от которого остались лишь остывшие уголья.
Делать было нечего – вчерашнюю кашу на завтрак можно было съесть и холодной, за водой ходить не требовалось, конь мирно пасся чуть поодаль, поэтому Морвен, пользуясь свободной минутой, расплела лохматую, немного свалявшуюся косу и, достав из своего мешка гребень, стала расчёсывать волосы. Во всей её не Бог весть какой распрекрасной внешности они были действительно заслуживающей внимания деталью – густые, угольно-чёрные, на солнце слегка отливающие медным блеском, волосы ниспадали до пояса сплошным ровным потоком.
Гребень с трудом расчёсывал огромные колтуны, но, несмотря на подобные препятствия, вскоре тяжёлая коса была снова аккуратно заплетена.
Тем временем Тенгел уже проснулся и молча сидел на земле, наблюдая за Морвен внимательным взглядом. Та, больше в шутку, спросила:
- Что, и тебя тоже причесать?
Он равнодушно пожал плечами. Девушка внезапно вспомнила, как выпутывала из его волос репьи и решительно взялась за гребень.
Несмотря на то, что причёске коня мужчина уделял явно больше внимания, чем собственной – волосы успели изрядно спутаться, да и изначально были неровно обрезаны – гребень почти сразу же пошёл легко, и вскоре ровная золотая волна красиво ниспадала на плечи, сверкая в лучах утреннего солнца.
Морвен не удержалась от искушения, разделив прядь на три части, и принялась заплетать. Тенгел тут же вырвался:
- Если у нас с конём будут одинаковые причёски, это будет довольно глупо выглядеть.
Девушка смущённо потупилась и торопливо убрала гребень обратно в мешок.
Кашу доели в молчании.
…И потянулись дни путешествия – с однообразными пейзажами зеленеющих полей, рощиц, живописных селений… всё было Морвен внове. Щурясь от непривычно яркого солнца, она пыталась запомнить каждую деталь, по-детски восторгалась вещами, вполне обычными и незначительными для других.
Постепенно из души девушки уходил ставший привычным страх, отступала и вечная безнадёжность и неверие в будущее. Завтрашний день, казалось, будет прекраснее сегодняшнего, дальше будет ещё лучше, пока, в конце концов, не наступит абсолютное счастье.
Путь верхом от покинутого дома до столицы занял три дня.
Город возник внезапно, за поворотом скалы. Морвен затаила дыхание – перед ней, во всей красоте семи ярусов, высился Минас-Тирит, Крепость Последней Надежды, столица королевства Гондор.
В лучах восходящего солнца, озаряющего башни и стены, от подножия, до шпиля Белой Башни, на котором развевалось простое белое полотнище – знамя с Белым Древом и семью звёздами, настоящий символ Гондора, имели право поднимать лишь короли, чья династия была давно прервана, Белое Древо Гондора засохло и его безжизненный ствол высился теперь мрачным напоминанием о смерти перед дворцом на самом верхнем ярусе.
Теперь страною правили Наместники, официально – «пока король не вернётся», по умолчанию – пока стоит Гондор. Мало кто верил в возвращение Короля.
Всё это Морвен знала из книг, но все описания бледнели перед видом Минас-Тирита в лучах рассветного солнца…
Тем временем конь вступил под арку ворот.

Осколок четвёртый. Будущее на пороге. Ложь во спасение.
«Не давши слово – крепись, а давши – женись» (с) Ольга Громыко, «Верховная Ведьма».
Город поражал прежде всего многолюдностью. Сразу же пришлось спешиться – верхом по узким улочкам разрешалось ездить исключительно при исполнении, в остальных случаях окружающие реагировали быстро, адекватно и нелестно.
Девушка дико озиралась по сторонам, вздрагивая от каждого звука, выделяющегося из общего гула толпы. Судя по всему, сегодня был как раз ярмарочный день и жизнь била ключом. В том числе – криминальная, ибо в толпе виднелись лица откровенно бандитской наружности.
Тенгел, догадавшись, что ещё немного – и новые впечатления доведут Морвен до обморока, покрепче сжал узду коня в одной руке, руку девушки – в другой и начал медленно, но верно проталкиваться к местам поспокойнее, не обращая внимания на возмущённые крики, а особо ретивых крикунов осаждая одним ледяным взглядом.
Наконец, толпа осталась позади и путники оказались во дворе заброшенного дома, каких было немало в столице, знававшей много лучшие времена.
Здесь было тихо и уютно. Вялая трава, пробивающаяся меж камней, которыми двор был замощён, несколько чахлых яблонь на клочке земли и старая, рассохшаяся скамейка, весьма сомнительной устойчивости.
Отпустив коня свободно бродить по площадке, мужчина решил вернуться к давно начатому разговору:
- Итак, за прошедшие несколько дней ты так и не придумала себе занятия, Морвен Стальной Цветок?
Девушка с виноватой улыбкой теребила кончик пояса:
- Что я могла придумать? Я ничего не знаю об этом мире, словно явилась из ниоткуда, видимо, остаётся пропадать и побираться. К отцу я не вернусь, а честью торговать не стану.
Повисло долгое и тяжкое молчание. Наконец, в тишине двора раздался голос Тенгела:
- То, что я хочу тебе предложить, тебе не понравится, но другого выхода нет. Разве что действительно, побираться.
Голос Морвен задрожал:
- Говори, не томи душу!
Ответ прозвучал тяжело и обречённо:
- Фиктивный брак. Согласись, если ты просто поселишься в моём доме, это вызовет ненужные слухи и подозрения, а как мою сестру тебя можно представить только слепому.
Девушка молчала, сомнение терзало её душу и разум. Тенгел обернулся, подошёл к ней и твёрдо взглянул в глаза:
- Обещаю, брак действительно будет фиктивным. Ты не веришь моему слову? – в последних словах прозвучала горечь и обида. – Согласен, ты меня знаешь без году неделя, но разве я хоть раз солгал тебе?
Морвен глубоко вздохнула:
- Я верю тебе, к тому же выбора у меня действительно нет. Я согласна на твоё предложение руки без сердца. – С горькой иронией закончила она.
…Бракосочетание состоялось без проволочек…
Дом Тенгела располагался в Военном квартале – там жили офицеры со своими семьями. Каждый дом был рассчитан на две доли – на нижнем этаже жили большие семьи, на верхнем чаще всего жили холостяки.
Второй этаж состоял из небольшой кухни и двух скромно обставленных комнат. Судя по залежам пыли, покрывавшим посуду и стол для готовки, жалованья Тенгела на слуг не хватало, а готовить самому было некогда.
Пустовавшая комната перешла в полное распоряжение Морвен, которая нашла новое жилище вполне пристойным, светлым и милым, разве что обстановка была чересчур казённой, но это дело поправимое.
Тенгел почти сразу же ушёл докладывать о прибытии непосредственному начальству, а девушка решила ознакомиться с кухней – готовить она немного умела, а раз уж придётся изображать примерную жену, то и мужа кормить надо, а уж фиктивного или настоящего – востроглазым соседкам всё равно, спасибо, хоть за кухней чаще шпионят, нежели за спальней.
Вид покрытых эпохальной пылью кастрюлек навевал глубокое уныние. Пошарив по ящикам и не найдя там ничего, кроме иссохшего трупика мыши-самоубийцы, Морвен решила сначала провести капитальную уборку во всём доме, а потом уже приниматься за остальные дела.
Принеся воды из колодца во дворе, она вооружилась тряпками и быстренько вымыла полы, стол, плиту и даже окна. Потом пришёл черёд посуды: кастрюли, сковородки, тарелки, чашки, ложки, вилки и прочие принадлежности отправились в таз с водой и были безжалостно лишены векового, махристого слоя пыли.
Наведя блеск и чистоту на кухне, воодушевлённая победой, хотя и несколько утомлённая девушка решила сунуть любопытный нос в комнату мужа.
Взгляду храброй противницы грязи и беспорядка открылось величественное зрелище, перед которым бледнели пыль и грязь кухни.
Кровать, живописно неприбранная и не отличающаяся чистотой постельного белья была завалена всяческого рода хламом – бумагами, истрёпанными перьями для письма, яблочными огрызками и уже не опознаваемыми частями неких приснопамятных предметов обихода. Вокруг в творческом беспорядке валялась одежда: чистая, ношеная и совсем уж грязная; от плащей, до рубашек и подштанников. Дверцы шкафа были распахнуты, стул и письменный стол находились в разных углах комнаты, угли из камина рассыпались по всей комнате… Как заключительный штрих, всюду лежали грязные портянки.
Впервые в жизни Морвен захотелось выругаться – от восхищения и негодования одновременно.
Она не знала, с чего начать, ибо всё безмолвно вопияло к небу.
Наконец, определившись, девушка с опаской подняла двумя пальцами первую попавшуюся портянку. Не сказать, чтобы её можно было использовать в качестве смертоносного оружия, но вот как кляп для злейшего врага…
Вскоре у порога комнаты высилась гора грязной одежды. В постельном белье, безжалостно содранном, более всего умилял глубокий серый цвет при изначальной, видимо, белизне… Кое-что оказалось погрызенным мышами, кое-что – обгаженным ими же, но, в общем, выбросить ничего пока не пришлось.
Следующим этапом было сложить немногочисленную чистую одежду и на время вынести её, пока комната не приобретёт вид если не божеский, то хоть человеческий.
Потом было долгое и утомительное выгребание гор мусора, подметание и мытьё полов, перестилание кровати, раскладывание чистой одежды по полочкам. Наконец, комната засияла чистотой. Уставшую, но несломленную Морвен ждала стирка.
Натаскав воды во все вёдра в доме, нагрев примерно треть, девушка разыскала кусок мыла и принялась упорно возвращать вещам исходный цвет.
К тому времени, когда всё было постирано, у Морвен темнело в глазах. Титаническим усилием она заставила себя развесить постиранное на верёвках во дворе, потом вернулась в свою комнату, упала на кровать и мгновенно заснула.
Разбудил её скрип открывшейся входной двери и шаги.
Потом девушка услышала, как открывается дверь в соседнюю комнату, затем последовал вскрик неприятного удивления и заковыристое ругательство.
Через несколько секунд прозвучал стук уже в её собственную дверь.
- Морвен, выйди-ка на минуточку, - голос Тенгела напоминал мёд со смутным привкусом мышьяка.
Девушка на мгновение зажмурилась, глубоко вздохнула и пошла открывать дверь.
Лицо стоявшего на пороге мужа радужного будущего не сулила. Глядя на Морвен с выражением голодного удава при виде завтрака, обеда и ужина в одном лице, Тенгел вкрадчиво начал:
- Позволь спросить, кто позволил тебе рыться в моих вещах, включая личную переписку и подштанники?
За последние несколько дней девушка несколько осмелела, лишившись влияния гнетущей домашней обстановки:
- Я решила, что если немного прибраться и постирать, тебе будет только лучше. А в письмах я всё равно поняла ни слова.
- То есть ты ещё и читать их пробовала?
Несколько секунд мужчина, не мигая, смотрел на жену с гневом и некоторой долей изумления. Потом вздохнул и, махнув рукой, пошёл прочь.
Не успел он отойти на пару шагов, как снова послышался голос Морвен:
- А на каком языке всё-таки писались письма?
- На роханском.
На этот рас в голосе девушки звучал восторг и прежнее неуёмное любопытство:
- А почему? И кто тебе пишет? И почему нельзя писать на Всеобщем?
Сначала в ответ прозвучал тяжёлый вздох, потом Тенгел всё же снизошёл до ответа:
- Потому, что это мой родной язык, пишут мне родственники, а не на Всеобщем…от таких, как ты, спасает!
- Как интересно...Слушай, а почему ты обо мне всё знаешь, а я о тебе ничего, кроме имени, должности и внешности? Давай я буду готовить, а ты мне расскажешь?
Снова тяжёлый вздох. Похоже, мужчина навсегда зарёкся организовывать побеги юных барышень.
Морвен бодро скользнула к плите. Роль жены ей начинала нравиться, можно было чувствовать себя свободной, при этом всегда находились занятия…по крайней мере, пока.
Тенгел с мрачным видом уселся на стул, так, чтобы не мешать девушке носиться по кухне. На обратной дороге он купил кое-что из продуктов и теперь его новоиспечённая супруга бодро в них рылась.
- Что тебе рассказать? Вот, родился, живу…
- Начнём с того, когда ты родился, какая у тебя была семья, почему ты уехал в Гондор…для начала.
Тяжёлые вздохи начинали входить у Тенгела в привычку:
- Родился я тридцать восемь лет назад, мои родители были довольно знатными людьми, кроме них у меня было две сестры. У моего отца был скверный характер и уйма дурных привычек, так что я с трудом дождался совершеннолетия и сбежал из дому, поступив на службу простым солдатом. На родине я служить не мог, ибо там отец, благодаря своим связям, мог из-под земли достать.
За двадцать лет я дослужился до капитана, выполняю приказы наместника – вожу важные документы по провинциям, иногда тренирую солдат. Работы хватает.
Любопытство Морвен было не удовлетворено:
- А почему ты до сих пор не женился?
- Не на ком и некогда ухаживать, - лаконично закрыл тему Тенгел.
***
…Подозрительного вида и запаха суп вовсю кипел на плите. Новоиспечённые супруги изучали его с нездоровым интересом.
- Не знал, что обычная картошка, морковь и лук входят в набор «Юный Отравитель», - съехидничал мужчина, в очередной раз принюхавшись. Пахло несъедобно.
- На себя посмотри, хмырь белобрысый, - невпопад огрызнулась Морвен, страдальчески тыкая ложкой в подозрительное варево.
- Зачем я только тебя спасал! За что мне такое наказание?! – скорбь Тенгела, похоже, была неподдельна.
- За грехи твои. Из оных могу перечислить патологическую неряшливость, язвительность и вспыльчивость.
Девушка слегка покривила душой. Бардак в комнате ничуть не отражался на внешнем виде её обитателя – чисто одетого, гладко выбритого и даже более-менее причёсанного.
Суп, тем временем, всё более напоминал колдовское зелье. Не хватало трёх зловещих бабулек и приблудного дворянина с вечным вопросом о том, как на нём будет смотреться корона и не полнит ли его горностаевая мантия.
Наконец, Морвен решилась попробовать. Зачерпнула ложку, подула, остужая и, зажмурившись, проглотила.
- Не так страшно, как кажется. Съедобно во всяком случае, и не смертельно.
- А может, это яд замедленного действия? – попробовал было снова съязвить Тенгел, но есть хотелось всё же сильнее, поэтому вскоре суп был разлит по тарелкам и найден обоими вкусным, питательным и вообще – прекрасным, разве что запах варёно-малосольных огурцов был явно лишним.
После обеда девушка быстро вымыла посуду и, решив немного почитать, достала из своей сумки книгу, попутно разложив вещи по местам – платья в шкаф, рукоделия на окно, запасные башмаки, которые она тоже не забыла прихватить – к стенке.
Читать Морвен уселась на кухне, сразу же поймав изумлённый взгляд мужа – книжечка была не из лёгких, даже по виду она тянула на четверть пуда как минимум.
Девушка с улыбкой пожала плечами, чуть не уронив «Предания разных народов» себе на ногу и поудобнее устроилась в кресле.
Тенгел сощурился, пытаясь прочитать название.
- Ты что, видишь плохо?
Мужчина смущённо потупился:
- Да нет…просто чтение не входит в круг моих наиболее ярких способностей.
Морвен поражённо на него уставилась:
- Ты за столько лет не мог научиться читать?
- Научился, просто читать приходится только письма и документы. В Рохане книг нет, а в Гондоре не до того было.
Девушка изумилась ещё больше:
- Чему же тебя в детстве учили? Я слышала, что во всех более или менее знатных семьях детей учат всевозможным наукам.
- В моём образовании преобладало военное направление. Согласись, что орку проще дать копьём в живот, чем пытаться просветить его насчёт преданий разных народов. А орков у нас много…даже чересчур.
Несколько следующих дней прошло без происшествий. Тенгел приходил и уходил, Морвен готовила, стирала и убирала, а в свободное от работы время читала и вышивала. Её новая вышивка должна была называться «Луч солнца во тьме» - золотистый свет на чёрном фоне. Пока неплохо получалось.
Выйдя однажды за водой, девушка познакомилась у колодца с соседками – вежливо представилась, но к беседе не присоединилась – почему-то боялась, да и не особенно хотелось.
Всё шло хорошо. Дни сменялись днями, пробегали недели, счёт пошёл на месяцы. Всё было хорошо, но была одна маленькая проблемка…и даже не маленькая.

Осколок пятый. Сомнение. Любовь.
«Любит, не любит, к сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт» (с) Народная глупость.
Проблема была в том, что чувства к Тенгелу уже начали переходить за рамки самой горячей благодарности. Это была любовь.
Раньше Морвен никогда не влюблялась – не в кого было, но пара любовных романов ею была прочитана и чувство определено безошибочно. Когда сладко сжимается сердце при виде человека, когда думаешь о нём непрестанно, когда, задумавшись, режешь картошку, забыв помыть и почистить, вдобавок поливая её мёдом вместо масла… Хочется писать стихи и летать от счастья, весело смеяться…но для полного счастья нужна взаимность. А вот на неё можно было не рассчитывать.
Тенгел был с Морвен вежлив, любезен…но и только. Ни малейшего намёка на ответные чувства не читалось в его взгляде. От сознания этого девушке хотелось разбить себе голову о стену, или прыгнуть со стены. Но надежда ведь умирает последней?
И она надеялась, надеялась, просыпаясь с утра, принимаясь за домашние дела, за вышивку или чтение, даже во сне не переставая верить, надеяться и любить.
Дни летели, как вспугнутые птицы. Из почти незаметного ощущения любовь переросла в смысл жизни. Морвен каждой клеточкой тела тянулась к Тенгелу, замирала от каждого случайного прикосновения.
Это было высшей точкой. Должна была наступить развязка – взаимность, либо смерть. И развязка не преминула явиться, в самом неожиданном свете, в самое странное время и самым незаурядным путём.
Однажды вечером они сидели на кухне. Девушка пыталась сосредоточиться на вышивании, против воли то и дело устремляя влюблённый взгляд на мужа. Тенгел просто сидел у окна, прикрыв глаза – день выдался тяжёлым, он час назад вернулся из Дол – Амрота, куда отвозил очередное важное письмо.
- Морвен? – голос раздался так внезапно, что девушка до крови укололась иголкой.
- Да, слушаю, - ответила она, откладывая вышивку в сторону.
  - Завтра праздник, День Короля. У наместника званый ужин, сказано приходить с жёнами. Ты не против?
Морвен поначалу опешила. Про День Короля она слышала и читала – это был древний праздник, пришедший в Гондор из исчезнувшего королевства Нуменор – вместе с королями. Праздник теперь отмечали больше по старой памяти – мало кто верил в Возвращение Короля, но кто ж упустит такой прекрасный повод повеселиться?
- Я…правда, не знаю. У меня и платья-то приличного нет… - наконец тихо отозвалась девушка. Все её платья были заношены до дыр и не единожды зашиты, для дома ещё, с горем пополам, годились, но вот для званого ужина – разве что в качестве дверного коврика.
- В чём проблема, купим! – улыбнулся Тенгел. Морвен безумно любила его улыбку, вот такую, одними уголками губ.
- Тогда…я согласна!
Домой они вернулись с полной сумкой покупок – алое атласное платье, ленты в волосы того же цвета, туфельки на высоком каблуке, кружевная шаль, надевающаяся больше для красоты – да и не нужна она была в начале сентября, и прочие элементы наряда знатной дамы. Тенгел не поскупился, не в его характере это было.
На следующий день, ближе к вечеру, уже полностью одетая девушка сидела на кухне, ожидая мужа. Он вскоре вышел из своей комнаты – на фоне Морвен Тенгел выглядел более чем скромно, в своём праздничном тёмном костюме, потёртом и немного старомодном. В руках мужчина держал небольшую шкатулку.
Подойдя к жене, он откинул крышку и восхищённая девушка увидела прекрасную диадему из потемневшего металла, словно сплетённую из побегов вьюна. Наверху побеги соединялись, украшение венчал металлический цветок с мелкими бриллиантами на лепестках – словно капли росы.
- Это всего лишь сталь, но тебе, думаю, подойдёт, – с этими словами Тенгел одел диадему на голову Морвен. – Фамильное украшение.
Они взялись за руки и отправились во дворец.
Если вы когда-нибудь будете умирать со скуки на каком-нибудь официальном вечере или журфиксе – можете порадоваться, по сравнению с Морвен вы просто веселитесь!
Все беззастенчиво рассматривали девушку. Дамы отпускали ехидные замечания, если она делала какую-то мелкую ошибку в этикете, у них оказались очень злые язычки. Пару раз Морвен чуть не расплакалась, но вспоминала о том, что должна вести себя, как леди, выпрямляла спину и окидывала сплетниц таким царственным взглядом, что те мгновенно затихали.
Тенгел всё разговаривал с наместником – даже в праздник не давали ему отдохнуть от службы. Наконец, он вернулся, уставший и раздражённый не меньше жены.
- Можем уходить, - эти слова прозвучали в ушах девушки музыкой.
…А на улицах царил праздник, люди веселились на улицах, плясали под музыку вокруг костров, пировали, а в каждом укромном уголке притаилась влюблённая парочка.
Насколько праздник простого народа отличался от теплохладного приёма знати! Там все были помешаны на этикете и строгой выдержанности, здесь же все смеялись, улыбались, запросто общались с прежде незнакомыми людьми.
Морвен остановилась у одного из костров, привлечённая красивой музыкой – быстрой и, в то же время, романтичной.
Тенгел улыбнулся:
- Позвольте пригласить вас на танец, леди.
- Благодарю.
Они поклонились друг другу и закружились в вихре танца. Лица горели румянцем, в глазах отражалось буйное пламя, музыка всё убыстрялась…
За этим танцем последовал следующий, за ним ещё один. Девушка потеряла им счёт, просто молча наслаждалась присутствием любимого, его прикосновением.
Должно быть, перевалило за полночь, когда, после очередного танца, Тенгел остановился и грустно, но твёрдо, сказал:
- А теперь пора идти домой.
Морвен с трудом подавила вздох разочарования, но не возразила.
Жилище встретило их тишиной и темнотой, резко отличавшимися от творившегося на улицах бедлама. В Военном квартале не праздновали, жители расходились по разным концам города.
Они стояли у окна, по-прежнему держась за руки. В воздухе витала лишь одинокая мелодия флейты, прекрасная и печальная.
Муж и жена закружились под неё в медленном вальсе. Вскоре музыка начала убыстряться, становясь всё более задорной…
Девушка случайно ошиблась в элементе, мужчина столкнулся с ней. По чистой случайности их губы соприкоснулись.
Морвен показалось, что сердце сейчас разорвётся от эмоций, она уже хотела успокоить себя тем, что сейчас Тенгел отстранится, извинится…
Но он этого не делал. Секунду, три, пять…
А потом его рука обвила шею девушки, притягивая к себе.
Поцелуй длился, пока не закончился воздух в лёгких.
- Ты… - только и смогла вымолвить потрясённая Морвен, во все глаза глядя на лицо мужа.
Его глаза сияли, мерцая в темноте голубыми огоньками.
- …тоже люблю тебя, - ответил на невысказанный вопрос Тенгел и тихо рассмеялся. – Глупенькая, неужели ты думаешь, я не видел, что ты влюбляешься? Сначала отнёсся, как к досадной неприятности, потом пожалел…а от жалости до любви один шаг. И я его сделал.
Девушка словно застыла, только на губах её расцветала улыбка.
Затем последовали поцелуи. Много поцелуев – нежных и страстных.
За окном стояла тишина и темнота. Гуляния были закончены и все давно уже спали, кроме них двоих, сплетшихся в объятиях.
С тех пор жизнь Морвен стала терять последние остатки серости. Работа горела в руках, настроение было праздничное всякий день. Она с нетерпением ждала возвращения Тенгела, а когда слышала его шаги и скрип входной двери – радостно бежала навстречу, крепко обнимала. Вечера они теперь проводили в разговорах, порою бессмысленных для постороннего уха, но для них в каждом звуке и полутоне голосов друг друга звучал великий смысл, великое признание и любовь.
Иногда разговоры замолкали, и не потому, что не о чем было говорить. У влюблённых никогда не кончаются темы для разговоров, но они их прекращают – ради тёплых объятий и нежных поцелуев, что делались всё жарче день ото дня, пока не переросли в нечто большее…
Морвен проснулась на рассвете, но подниматься, не спешила. Хотелось полежать подольше, в сладкой неге думая ни о чём.
Она открыла глаза. Тенгел, лежащий рядом, ещё крепко спал и жена не стала нарушать его сон, просто обняла и прижалась, чувствуя его тепло и слыша стук сердца.
События вчерашней ночи, вне всякого сомнения, были прекрасны, восхитительны и бесподобны, причём настолько, что почти ничего конкретного не припоминалась. Впрочем, того, что пришло на память, с лихвой хватило на то, чтобы вогнать Морвен в краску. Стояли они, целовались, слегка увлеклись, а ясное осознание себя и окружающего мира в целом пришло, когда вернуть ничего было уже нельзя. И хорошо.
- Фиктивный брак удался, - неожиданно раздался ещё немного сонный, но уже достаточно ехидный голос Тенгела.
Он обвёл взглядом комнату, по которой в живописном беспорядке была раскидана их одежда.
- Определённо удался… - в задумчивости повторил мужчина, тоже, видимо, припоминая события прошлой ночи. И определённо лучше, чем Морвен, ибо вогнать его в краску было много труднее, а удалось.
Девушка – а точнее, женщина, рассмеялась.
- Кто же мог знать, как неисповедимы пути Высших Сил? Что фиктивный брак будет заключён именно со своей второй половинкой? – она покрепче прижалась к мужу, ей нравилось ощущать его в такой близости от себя, это дарило покой и какую-то странную уверенность.
Тенгел одной рукой приобнял её, а другой – погладил по голове. Морвен чуть не растаяла от счастья, она так стосковалась хоть по чьему-то ласковому прикосновению…а теперь она знала, что горячо любима и это знание уносило из сердца всю застаревшую боль, залечивало душевные раны. Теперь ей можно было желать только одного – пусть так и будет. Вечно.
Это было логическое завершение её сказки о Прекрасном Принце. Но кто сказал, что для героини сказок всё заканчивается свадьбой и что свадьба – высший пик счастья, после которого оно резко идёт на спад под влиянием быта? Наоборот – прекрасная сказка только начинается. Женщина верила в это, она верила, что эта любовь – навечно, что больше её никто не посмеет держать взаперти, в золотой клетке.

Осколок шестой. Тьма прошлого. Возвращение в ад.
«У чертей и у ворон начался аукцион
Где и души, и тела называют словом «лот» (с) Эовин Краснодарская
Дни были наполнены светом, ночи – счастьем. Больше нечего было желать. За какие-то несколько месяцев Морвен Стальной Цветок превратилась из забитой мышки, несчастной узницы в прекрасную, счастливую женщину.
Когда Тенгел снова уезжал по службе, радость чуть меркла, но женщина знала – он скоро вернётся, они расстаются ненадолго.
Время тянулось и летело одновременно. Счастливые часов не наблюдают, как и дней, недель, месяцев. Когда у Морвен впоследствии спрашивали, сколько же времени прошло, она только улыбалась и пожимала плечами.
Она не могла ни назвать, ни припомнить также и число того дня, когда впервые поняла, что носит под сердцем ребёнка. Муж, как назло, был в отъезде, поэтому сразу огорошить его радостным известием женщина не могла. Вместо этого пришлось взять корзинку и отправиться на городской рынок за продуктами.
Удача улыбалась в тот день. Морковь оказалась сочной, рыба – свежей, а зелень нимало не завяла. Купив напоследок несколько яблок, женщина уверенно направилась в то самое место, где Тенгел когда-то сделал ей деловое предложение пожениться.
Несмотря на хлипкость лавочки, оказалось, что на ней вполне можно усесться и с аппетитом хрустеть яблоком, увлечённо наблюдая за полётом голубей, прислушиваясь к отдалённому шуму рынка, наслаждаясь безоблачной погодой и голубым, как глаза Тенгела, небом.
Из состояния умиротворения Морвен вывела холодная сталь меча, неприятно коснувшаяся шеи под подбородком.
Женщина обернулась.
Огрызок яблока упал на мостовую из ослабевших пальцев. Морвен едва не последовала за ним.
Взгляд тёмных глаз лорда Бреголаса, казалось, мог прожечь насквозь.
- Отец…я… - она никак не могла поверить, что это не кошмар, что она, несмотря на все старания, не очнётся от этого ужаса.
Меч по-прежнему холодил кожу. Он был остро отточен, настолько остро, что по шее уже змеилась тонкая струйка крови.
- Не двигайся, если тебе дорога твоя никчемная жизнь, тварь, – лицо Бреголаса исказила ярость. Голос и блеск глаз подтверждали очевидное – он окончательно обезумел после побега дочери.
- Ты поедешь со мной. Я скрою тебя, позор нашего рода, в самом глубоком подземелье, где ты не увидишь больше света. Ты будешь жить там до скончания дней, забытая всеми.
Морвен словно окаменела от ужаса. Глаза её больше не видели ни неба, ни окружающих стен домов – она видела перед собой только безумный взор отца, его страшную улыбку.
Женщина безропотно позволила связать ей руки за спиной. Верёвки больно впились в кожу, но она словно бы не заметила этого.
Лорд Бреголас посадил дочь перед собой на лошадь. Меч сменился кинжалом, нацеленным под рёбра возле правого бока.
Они проехали ворота. По бледному лицу Морвен катились слёзы, но она не проронила ни звука.
Насколько радостен, хоть и полон неизвестности, был путь в столицу, настолько тяжек, мрачен и безнадёжен обратный, длившийся куда дольше. Деревни они объезжали стороной, на привалах женщина была привязана к дереву.
Наконец, в один пасмурный, уже глубоко осенний день впереди замаячил родной замок, вызывавший у Морвен те же чувства, что у парижан – Бастилия.
Конь медленно вошёл во двор и остановился посредине. Молчаливый слуга с потупленным взором принял поводья.
Бреголас спрыгнул наземь и рывком верёвки заставил Морвен упасть наземь. Её тело пронзила боль, но виду она не подала.
Не удовольствовавшись простым падением дочери, лорд несколько раз, с явным удовольствием ударил её ногой. Женщина и тут стерпела, только закрыла руками живот. По лицу струилась кровь из рассечённого лба, но это было неважно – она была обречена на смерть, так не всё ли равно?
Бреголас схватил дочь за ворот платья и потащил к уже знакомым подземельям. По дороге Морвен в кровь сбила колени.
На этот раз с ключом в замке не пришлось долго возиться, он повернулся без всяких усилий.
Ступени больно стучали по окровавленным коленям, факелы, зажжённые на лестнице, причудливо и жутковато ломали тени. Сердце женщины громко колотилось под рёбрами, внутри всё сжалось от ужаса, платье на спине было насквозь мокрым от пота.
В до боли знакомой клетке ничего не изменилось, разве что на каменном ложе появилась охапка соломы и рваное одеяло.
- Тебе, мразь, не пристало носить в заточении столь нарядное платье, - словно издалека донёсся голос лорда Бреголаса. Платье Морвен вовсе не было роскошным, она всё ещё продолжала носить свои старые платья, привезённые из дома – залатанные и выцветшие, но безумец считал иначе. Послышался треск рвущейся ткани, платье упало на пол. Женщина осталась стоять босиком, в одной ветхой нижней рубашке, с растрёпанными волосами. Так обычно выглядели изменницы и шлюхи у позорного столба, Морвен была бледна от унижения, но молчала, понимая, что все мольбы и попытки объясниться будут тщетны.
Бреголас схватил дочь за волосы и швырнул в клетку. Щёлкнул замок.
- Раз в день тебе будут приносить хлеб и воду. Будь благодарна за это, недостойное отродье, позорящее седины отца и память матери!
Отец ушёл. В подземелье было холодно, даже завернувшись в одеяло, Морвен дрожала.
Потянулись дни, которые женщина отмечала по принесённому отцом или слугами хлебу с водой – получив их, она рисовала кусочком известняка чёрточку на стене. Еды было недостаточно даже для самого непритязательного человека, не говоря уж о беременной женщине. Все силы уходили на то, чтобы не потерять ребёнка в холоде и голоде. Тело вскоре начало немилосердно чесаться от грязи, в волосах, словно сами собой, завелись вши. Рубашка превратилась в чёрные, влажные лохмотья, почти не прикрывавшие тощее, измученное тело.
Прошло около месяца, когда рассудок начал изменять женщине. Появились провалы в памяти, всё чаще она не могла составить простейшую логическую цепочку.
Надежды не было. Откуда было Тенгелу знать, где она, с тем же успехом её могли похитить городские преступники, к тому же Бреголас никогда не признается, где держит дочь. Морвен зациклилась только на одной цели, почти бессмысленной и безнадёжной, но единственной, что у неё была – сохранить ребёнка. Что удивительно – ей это удавалось, несмотря на все лишения, через пару месяцев заточения живот начал округляться, потом женщина почувствовала шевеление. Она бессмысленно улыбалась, мысли практически перестали появляться в голове, Морвен потихоньку превращалась в слабоумную.
Зубы шатались в дёснах, хлеб приходилось размачивать в воде. По всему было ясно – ещё несколько месяцев – и она умрёт. Женщина этого уже не понимала, подумать о чём-то, сложнее еды, стало для неё непосильной задачей.
Морвен Стальной Цветок погибала.